Митрополит Антоний Сурожский однажды подметил, что наука и религия гораздо ближе друг другу, чем может показаться на первый взгляд. Ведь и праведник, идущий путем духовного подвига, и исследователь, совершающий научное открытие, в равной мере должны обладать теми душевными качествами, которые со времен Евангелия принято называть верой, надеждой и любовью: «Это кажется странным; однако ученый не мог бы ничего создать, если бы не было у него веры, как ее определяет Священное Писание – как уверенность в вещах невидимых (Евр. 11,1). Все научное исследование, вся настроенность ученого направлены именно на вещи невидимые. Вокруг нас – целый мир еще для нас таинственный; многое в нем известно, еще больше подлежит открытию… И поэтому всякая научная работа, всякое исследование основано на вере, на уверенности в том, что невидимое, еще не постигнутое – постижимо и раскроется… А сверх того, научное исследование основано тоже и на надежде, то есть на предвкушении, радостном, напряженном ожидании того открытия, которое будет сделано, при уверенности, что есть что открыть; и таким образом и надежда ученого, его вдохновение указывает на веру».

Родство науки и религии – не только в этих психологических сходствах ученого и подвижника. Само рождение европейской науки было бы невозможно без того глубочайшего духовно-мировоззренческого переворота, который произвело христианство на заре Новой эры. Благодаря истинам христианского Откровения человек в корне изменил как понимание самого себя, так и свое отношение к миру окружающей природы. Несмотря на все хитроумие древних греков, их наука не могла пойти дальше простых инженерных изобретений типа архимедовых катапульт. Потому что следующий шаг требовал развития абстрактного мышления, на пути которого стояло неодолимое препятствие в лице языческой религии.

Откуда могла возникнуть астрономия, если звездам поклонялись, как богам? В представлении язычников небосвод был божественен, а светила обладали неумолимой властью над судьбой человека – именно на этом суеверии зиждется и астрология. Неудивительно, что в 5 веке до нашей эры древнегреческий ученый и философ Анаксагор был обвинен в безбожии и навсегда изгнан из Афин за то, что осмелился назвать звезды простыми камнями…

Христианство принесло благую весть о Боге, Который однажды сотворил весь мир – видимый и невидимый, небесный и земной – из ничего, расположив все в Своем творении «мерою, числом и весом» (Прем. 11:20). Перед величием Творца меркнет ужасавшее язычников различие между небом и землей, между миром планет и миром людей. Если мир – это воплощение премудрого замысла божественного Создателя, а человек носит в себе Его образ и подобие, значит, человек способен постигать все тайны этого мира, все его высоты и глубины. Именно поэтому мышление человека оказалось созвучно тем законам, которым волею Бога подчинены стихии природы. Вот почему математика, идеальные объекты которой существуют лишь в уме человека, смогла стать универсальным методом для всего современного естествознания.

Многие из создателей европейской науки были не просто верующими людьми, но и совмещали свои научные труды с религиозной философией, богословием, служением Церкви. Автор гелиоцентрической системы вселенной Николай Коперник имел высокое духовное звание каноника; основоположник современного учения об атомах Пьер Гассенди был священником; физик и  химик Роберт Бойль не менее известен как автор религиозно-философских трактатов; Исаак Ньютон придавал гораздо большее значение своим толкованиям Апокалипсиса, чем открытиям в механике...

Дело в том, что творцы научной революции 16-17 веков воспринимали свою миссию прежде всего как духовное служение. Ведь научное исследование космоса – это прямой путь к познанию воплощенных в нем законов божественного Создателя, а значит – и к религиозному спасению души. И если в душе человека закон Божий помрачен действием греха, то окружающая природа продолжает служить ярким свидетельством о первозданной гармонии бытия: «Небо, и солнце, и луна, и хор звезд и все прочие твари находятся в великом порядке, а наши дела в беспорядке», как говорил Иоанн Златоуст. Эти слова великого учителя Церкви 5 века по-своему перекликаются с изречением жившего тысячу лет спустя английского ученого и философа Френсиса Бэкона о душеполезности познания мира, предпринимаемого всерьез: «Легкие глотки знания толкают порой к атеизму, более же глубокие возвращают к религии».

Однако, следует всегда помнить и завет великого Блеза Паскаля: «Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем». Порой нам кажется, что наука может заменить собой религию, что она готова решить все наши проблемы. Но если мы забываем о духовном измерении наших деяний, о нравственном смысле науки и техники, они немедленно восстают против нас.

И тогда «Стремление к познанью бесполезно.

Взгляни в себя – и там зияет бездна.

Вершины гор и дно морей разведай,

Но Тайны тайн не сыщешь там и следа.

Твой разум хочет вникнуть в смысл Природы,

Не разумея собственной природы.

Искусство и наука двуедино

Ждут следствий там, где не было причины.

Пять наших чувств настолько нерадивы,

А мысли – их исчадья – неправдивы,

А срок, нам отведенный, столь ничтожен,

Что путь Познанья просто невозможен.

В последний миг на ум приходит всем

Вопрос единственный: зачем?..

В неведенье, ничтожном и премногом,