«А вот, скажите, почему на ваших иконах никогда не увидишь смеющегося Христа или святых? Вот, Будда, например, или Кришна, так они если не смеются, то улыбаются; почитаешь Гомера — там языческие боги просто хохочут! Не кажется ли вам странным то, что христианство слишком много скорбит, и в своей печали забывает о земных радостях?»
И это недоумение понятно. Современный образ язычества действительно таков: земные радости и утехи, магическая связь с природой, красивые своей загадочностью слова древних заклинаний и оберегов... Какой резкий контраст с холодным железом и безликой пластмассой техногенной цивилизации! Разве не повеяло от этих ряженных в древние костюмы, с распущенными волосами водящих хоровод кругом костра чем-то родным и близким?
Да, люди знали всегда, что этот вещественный мир — далеко не всё в жизни. Они ощущали, что за каждым деревом, за каждой грозой или наводнением что-то стоит. Что-то загадочное, могущественное, порой даже страшное. Но это «что-то» молчало. И здесь фантазия каждого народа населила окружающий мир различными духами: духами рек и лесов, домовыми, лешими - не перечесть всей бесконечной плеяды мифических существ языческих верований.
Язычество как вера в местных, «родовых» богов, богов «языков» — то есть народов — всегда противостояло религии Откровения, где Бог не молчал, а через Своих избранников открывал о Себе то, что становилось самым главным в религии.
Однако для языческих, или естественных религий, Божественное откровение становилось излишним. Если, как говорил древнегреческий философ Фалес, и так «всё полно богов», зачем что-то еще сверх того? Ведь главное — научиться договариваться с духами, благо, их великое множество, чтобы получить поддержку одних и защиту других. И здесь каждый волен верить так, как ему удобно. Но лучше дадим слово нашим современным язычникам: «Наша вера подобна конструктору, где из разных частей можно собрать для себя какую угодно религию по собственному усмотрению. Это религия индивидуального спроса и индивидуального пользования. Нет ни обязательных постов, ни воздержания, ни жестких предписаний. Оно зовет не страдать, смиряться и ограничиваться, а наслаждаться и действовать. Язычество не принуждает и не страшит, оно комфортабельно как индивидуальные апартаменты, оно ласково и жизнелюбиво. Оно зовет жить здесь, сейчас. Другого места и времени нет! "Славься, Мир Сей!"»...
Всепоглощающая влюбленность в этот мир, вместе с его светлыми и мрачными сторонами — то, что во все времена отличало язычника. Ему не интересна истина сама по себе, для него есть только одна истина — это он сам и то, что он хочет жить. Жить долго, радостно, счастливо. Здесь и сейчас. Не озадачивая себя какими-то заповедями или запретами. Жить любой ценой. И если кто-то встал поперек пути — это его беда. Ведь для язычника — особенно современного — «справедливость выше милосердия». А языческая справедливость требует одного: чтобы язычнику ничего не мешало жить так, как он хочет. Даже если другим это приносит боль и горе. Ведь таков закон Космоса, такова жизнь: в ней, считает язычник, добро неотделимо перемешано со злом — почему и языческие боги и добры, и злы одновременно. Нет никакого Абсолютного Добра. Нет Бога. Но есть множество богов, не то, чтобы добрых, но и не то, чтобы совсем злых. Богов разных, которые сами не чужды страстей и слабостей. Богов, которые, могут несоизмеримо больше, чем человек, но далеко не всё. Богов, которые зависят от нескончаемой вереницы рождений и смертей, от неумолимого Рока, также как и человек. Богов, вполне вещественных, ограниченных, несвободных сойти со своей навеки заданной орбиты. В такой ситуации, когда уже ничего не изменить, остается одно: смеяться, наслаждаясь тем, что пока не исчезло навеки!... Но разве вы не слышите: это не смех радости и счастья, это смех отчаяния и обреченности: будем смеяться, ибо завтра умрем!
Давно ушли те времена, когда древние язычники ставили жертвенник «Неведомому Богу», тем самым говоря о своем бессилии назвать Творца — Того, Кто выше солнца и луны, священных рощ и озер, о Ком они могли лишь строить догадки, но сказать ничего не могли... Нет, современный язычник на мир, да и на своих богов смотрит куда проще. Вот что сказано в «Манифесте Слявянской Родной веры»: «Богов в язычестве любить, или даже просто уважать, совсем не требуется. Ведь богов много. И каждый язычник выбирает их себе столько, сколько хочет. И если боги с течением времени перестают его устраивать, он может расторгнуть с ними «контракт» и выбрать новых богов. Не нравится бог — не верь в него, выбери другого. С богами, как с родственниками, можно и ссориться, и мириться, и посылать их куда подальше, и уважать их, и не уважать... Так что богам мы должны ровно столько, сколько они нам».
Христос не потому печален на иконах, что Ему чужда человеческая радость, но уместен ли смех на передовой, когда идет война, и счет в ней — бессмертные человеческие души? Ведь только христианство говорит решительное «Нет!» злу и греху, в то время как язычество занимает комфортную позицию соглашательства. Но разве отказ язычника от борьбы за Вечное Добро не есть малодушное и трусливое согласие с тем миром, где все уже побеждены злом?
Мы крепко связаны разладом,
Столетья нас не развели.
Я волхв, ты волк, мы где-то рядом
В текучем словаре земли.
Держась бок о бок, как слепые,
Руководимые судьбой,
В бессмертном словаре России
Мы оба смертники с тобой[1].
